Неточные совпадения
Но
радость их вахлацкая
Была непродолжительна.
Со смертию Последыша
Пропала ласка барская:
Опохмелиться не дали
Гвардейцы вахлакам!
А за луга поемные
Наследники с крестьянами
Тягаются доднесь.
Влас за крестьян ходатаем,
Живет в Москве… был в Питере…
А толку что-то нет!
Как всегда, у него за время его уединения набралось
пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую
радость весны, и неудачи и планы хозяйства, и мысли и замечания о книгах, которые он читал, и в особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая
радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унесся и
пропал из виду дивный экипаж.
— Вот,
пропадут,
пропадут ни за что! — говорил он отчаянно и взглянул вниз, где сверкал Днестр.
Радость блеснула в очах его. Он увидел выдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и зычно закричал...
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди, какая мне
радость, что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром
пропадают, а второе дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «Знать, не судьба!» Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Мало-помалу испуг
пропадал в лице Обломова, уступая место мирной задумчивости, он еще не поднимал глаз, но задумчивость его через минуту была уж полна тихой и глубокой
радости, и когда он медленно взглянул на Штольца, во взгляде его уж было умиление и слезы.
У Татьяны Марковны
пропала вся важность. Морщины разгладились, и
радость засияла в глазах. Она сбросила на диван шаль и чепчик.
Заметив ее печаль, он вдруг упал, смирился; гордость осанки, блеск взгляда, румянец —
пропали. Он раскаялся в своей неосторожной
радости, в неосторожном слове: «счастье».
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный вид на море, на леса, на
пропасти, на дальний горизонт неба, на качающиеся вдали суда, что мы, в
радости, перестали сердиться на кучеров и велели дать им вина, в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Тот красивый подъем всех сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые
радости материнства тоже прошли, и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка в Заполье на свадьбу Харитины. В городе все жили и веселились, а в деревне только со скуки
пропадай.
А Вихорев думает: «Что ж, отчего и не пошалить, если шалости так дешево обходятся». А тут еще, в заключение пьесы, Русаков, на
радостях, что урок не
пропал даром для дочери и еще более укрепил, в ней принцип повиновения старшим, уплачивает долг Вихорева в гостинице, где тот жил. Как видите, и тут сказывается самодурный обычай: на милость, дескать, нет образца, хочу — казню, хочу — милую… Никто мне не указ, — ни даже самые правила справедливости.
Уйдя, он надолго
пропал, потом несколько раз заходил выпивший, кружился, свистел, кричал, а глаза у него смотрели потерянно, и сквозь
радость явно скалила зубы горькая, непобедимая тоска. Наконец однажды в воскресенье он явился хмельной и шумный, приведя с собою статного парня, лет за двадцать, щеголевато одетого в чёрный сюртук и брюки навыпуск. Парень смешно шаркнул ногой по полу и, протянув руку, красивым, густым голосом сказал...
Я знала все, я знала
радость,
И все прошло,
пропал и след.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с
радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и
пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
Ей, Наде, было уже двадцать три года; с шестнадцати лет она страстно мечтала о замужестве, и теперь, наконец, она была невестой Андрея Андреича, того самого, который стоял за окном; он ей нравился, свадьба была уже назначена на седьмое июля, а между тем
радости не было, ночи спала она плохо, веселье
пропало…
Точно карабкаясь из глубокой и сырой
пропасти, взбежал, наконец, Сердюков на высокий песчаный бугор и задохнулся от прилива невыразимой
радости.
И как вот сейчас я Алексею Николаичу докладывал: в самую нынешнюю страстную неделю, когда все истинно русские желают и ждут с семейством разговеться, я, один-одинехонек, живу в идолопоклоннической, мордовской деревнюшке; только один раз в неделю и оживаешь душой, когда услышишь благовест из соседнего русского села или съездишь туда к обедне; вдруг я читаю в газетах, что наш Алексей Николаич назначен товарищем; я всплакал даже от
радости, потому что этот выбор прямо показывает, что в настоящее время в России можно служить и что достоинства и заслуги не
пропадают даром!
Ссыльный узнал ее, но от
радости или испуга ему сделалось дурно: он покачнулся и упал в
пропасть.
Когда они входили в столовую, Александру Антоновичу было стыдно своего порыва, которому с такой неудержимой силой отдалось его доброе сердце. Но
радость от свидания, хотя и отравленная, бурлила в груди и искала выхода, и вид сына, который
пропадал неведомо где в течение целых семи лет, делала его походку быстрой и молодой и движения порывистыми и несолидными. И он искренне рассмеялся, когда Николай остановился перед сестрой и, потирая озябшие руки, спросил...
И вот с каждым годом все больше обращаешься в развалину-неврастеника;
пропадает радость жизни и любовь к ней;
пропадает, еще страшнее, отзывчивость и способность горячо чувствовать.
О, да, это конечно, скачок к счастью и
радости, между обоими берегами лежит
пропасть, надо прыгать.
Знать бы это годика через три, как
пропал на море Мокеюшко, то-то бы радости-то было…
К всеобщей
радости, не умерла Наташа… Страшный недуг
пропал так же внезапно, как и появился, благодаря соединенным усилиям всех ухаживавших за больной девочкой людей…
В этой блаженной стране далекого будущего, там будет свет,
радость, жизнь. Слабый отблеск золотого света чуть мреет в высоте, сквозь разрыв черных туманов. Рвись из
пропасти, пробивай в скалах трудную дорогу вверх, верь в блаженную страну; мреющий золотой отблеск будет светить тебе сквозь мрак и бурю, даст тебе силы к жизни и борьбе.
Удивление, восторг и беспредельная
радость овладели его душой. Его рыжая, которую он выгнал, не
пропала, а стала великаном. Это приятно для его дирижерского сердца. Одним светилом больше, и искусство в его лице захлебывается от
радости!
Но если она не убьется, ей только два выхода: или она пойдет и повезет, и увидит, что тяжесть не велика и езда не мука, а
радость, или отобьется от рук, и тогда хозяин сведет ее на рушильное колесо, привяжет арканом к стене, колесо завертится под ней, и она будет ходить в темноте на одном месте, страдая, но ее силы не
пропадут даром: она сделает свою невольную работу, и закон исполнится и на ней.
Гостья сначала вздрогнула, но мгновенный испуг сейчас же
пропал и уступил место другому чувству. Она осветилась
радостью и тихо произнесла...
В таких случаях он брал ружье и уходил на неделю или на две из дому,
пропадал неизвестно где и не возвращался до тех пор, пока жизненная
радость не осеняла его снова.
Платонида вздрогнула. Серая, пыльная тля в мгновение ока истлила ее эгоистическую
радость; а этой порой мотылек и еще раз, и два, и три раза тихо коснулся подушки своими крылами и тихо же снялся, и тихо
пропал за окном во тьме теплой ночи.
«Запой!» — с ужасом подумал Николай Иванович, но сейчас же ужас этот сменился
радостью, —
радостью человека, который бросается в
пропасть, чтобы избавиться от головокружения.